Твой разум — место преступления.
Чарли.
Я никогда в разговоре не касаюсь темы Чарли, я обхожу ее по периметру, отслеживая боковым зрением, как его фигура плавно утекает в сторону из зоны фокусировки. Я хожу вокруг него кругами и стараюсь на него не смотреть.
Чарли.
Все-таки на его счет справедливо сказать "был". Он у меня был. Это был краткий миг, короткий временной промежуток. Как будто мы были детьми, а потом выросли.
Хотя и сейчас он иногда откликается, если я зову его тихо: "Чарли". Если подхожу и обнимаю его. Невозможно передать, насколько теплое тело под ладонями и невозможно объяснить, почему руки жжет, кусает холодом.
"Иди ко мне, я хочу тебя обнять", - что-то в этом я проговорил в гвалте пьяной вечеринки вчера. Он, конечно, подошел. У него сейчас отнюдь не прическа Ксавье, сейчас это - длинные рыжие волосы почти до плеч. Остался в прошлом и мой цвет Эрика, эта жженая карамель в глубине непритязательного оттенка "шатен".
Как отросли твои волосы - примерно так я могу удивиться.
Я не знаю, кем был для него. Помню, как, давясь смехом, Ванда и Чарли притащили мне пластмассовую детскую каску, напялили на голову и принялись водить вокруг меня хороводы, утверждая, что у Эрика новый шлем.
Как в день Святого Валентина мы были вдвоем на его кухне, возились с выпеканием печенья, хотя оба не умеем готовить. Я купил две пачки смеси для быстрой выпечки (точнее - для холостяков с руками из н-ного места), а мы все равно все запороли. Я упаковывал печенье в вощенную бумагу цвета светлого дерева, он водил фиолетовыми чернилами, делая подписи. Наклейки с дурацкими голубыми и розовыми сердечками.
Я помню взгляд пронзительно синих глаз. Внимательный, цепляющий, смеющийся. В уголки глаз разбегаются апельсиновые искорки. Настоящий цвет его радужки - шаткое согласие между зеленым и серым. Острые носки мужских туфель. Ростом он доходит, наверное, мне до плеча. До груди? не помню. Я знаю, что если мы обнимаемся, он обязательно дышит мне где-то в шею или ниже, никогда не может достать до лица.
Чарли. Теперь он не мой, и вовсе не Ксавье. Финт в том, что он никогда не играл, мы не писали друг другу постов, он не натягивал на себя образ Чарльза, ему ничего не нужно было для этого делать. Во многом у него и так проскальзывали черты телепата.
Но было больше, гораздо больше и других людей. И его самого.
У нас говорят, что Чарли - это космос.
Его нельзя схватить, обладать им невозможно, подозреваю, что и за руку взять его нереально.
Я много писал ему. Только правду. Мне тогда и мне сейчас казалось и кажется, что это важно.
От нас с Чарли остались яркие воспоминания Нового Года в Германии. И мягкая ткань его кардиганов, которые этот засранец покупал и покупает просто в ДИКИХ количествах.
У меня осталось чувство горького зеленого, как абсент, огня в горле, когда ночью в поезде Москва-Питер он засыпает на сидении, положив голову мне на плечо. Кажется, я даже опасался вдохнуть, лишь бы он не проснулся.
У меня осталась одна единственная песня, которой я могу объяснить многое. Почти все.
Listen or download Marilyn Manson Terrible Lie for free on Prostopleer
Don't take it away from me
I need you to hold on to
Наши кофейные воскресенья.
Надо ли вообще говорить, что в Чарли влюблены все просто поголовно? Мне трудно ткнуть пальцем в кого, кому бы Чарли не нравился. Даже Наташа не может этому сопротивляться, хотя у нее есть весомые причины. Например, то, как я смотрю на Чарли, если он рядом. Как я не вижу других людей.
Я не знаю, как выглядела наша Куба. Мне кажется, она притворилась холодной чужестранкой, забралась на глубину, что-то выжрала внутри меня.
Я не люблю конкретно Ксавье или конкретно Эрика в XMFC. Я восхищаюсь чувством. Я понимаю Леншерра настолько, насколько это возможно сделать мне. Я понимаю, что это такое - вставать с песка, поворачиваться спиной и уходить. Я сделал все то же самое.
Человек, ради которого ты можешь гнуть металл.
Человек, чей взгляд сопровождает тебя всю жизнь, жжет твою спину, постоянно навязывает мысли, забирается в твою голову и там наводит беспорядок.
Человек, которого только и хочется, что схватить, прижать к себе, поцеловать на глазах у всех, хотя ваша связь будет осмеяна даже самыми близкими.
Человек, который все знает. Молчит, потому что дорожит вашей дружбой. Потому что, предсказуемо - не сможет ответить взаимностью.
Твои ноги глубоко увязают в мокром песке. Ты чувствуешь себя круглым дураком после всего этого. Но все-таки ты можешь уйти. Ты еще помнишь, как двигаться, как переставлять ноги. И сердце твое, железное.
Все смыл океан Кубы.
Hey god, there's nothing left for me to hide
I lost my ignorance, security and pride
Я никогда в разговоре не касаюсь темы Чарли, я обхожу ее по периметру, отслеживая боковым зрением, как его фигура плавно утекает в сторону из зоны фокусировки. Я хожу вокруг него кругами и стараюсь на него не смотреть.
Чарли.
Все-таки на его счет справедливо сказать "был". Он у меня был. Это был краткий миг, короткий временной промежуток. Как будто мы были детьми, а потом выросли.
Хотя и сейчас он иногда откликается, если я зову его тихо: "Чарли". Если подхожу и обнимаю его. Невозможно передать, насколько теплое тело под ладонями и невозможно объяснить, почему руки жжет, кусает холодом.
"Иди ко мне, я хочу тебя обнять", - что-то в этом я проговорил в гвалте пьяной вечеринки вчера. Он, конечно, подошел. У него сейчас отнюдь не прическа Ксавье, сейчас это - длинные рыжие волосы почти до плеч. Остался в прошлом и мой цвет Эрика, эта жженая карамель в глубине непритязательного оттенка "шатен".
Как отросли твои волосы - примерно так я могу удивиться.
Я не знаю, кем был для него. Помню, как, давясь смехом, Ванда и Чарли притащили мне пластмассовую детскую каску, напялили на голову и принялись водить вокруг меня хороводы, утверждая, что у Эрика новый шлем.
Как в день Святого Валентина мы были вдвоем на его кухне, возились с выпеканием печенья, хотя оба не умеем готовить. Я купил две пачки смеси для быстрой выпечки (точнее - для холостяков с руками из н-ного места), а мы все равно все запороли. Я упаковывал печенье в вощенную бумагу цвета светлого дерева, он водил фиолетовыми чернилами, делая подписи. Наклейки с дурацкими голубыми и розовыми сердечками.
Я помню взгляд пронзительно синих глаз. Внимательный, цепляющий, смеющийся. В уголки глаз разбегаются апельсиновые искорки. Настоящий цвет его радужки - шаткое согласие между зеленым и серым. Острые носки мужских туфель. Ростом он доходит, наверное, мне до плеча. До груди? не помню. Я знаю, что если мы обнимаемся, он обязательно дышит мне где-то в шею или ниже, никогда не может достать до лица.
Чарли. Теперь он не мой, и вовсе не Ксавье. Финт в том, что он никогда не играл, мы не писали друг другу постов, он не натягивал на себя образ Чарльза, ему ничего не нужно было для этого делать. Во многом у него и так проскальзывали черты телепата.
Но было больше, гораздо больше и других людей. И его самого.
У нас говорят, что Чарли - это космос.
Его нельзя схватить, обладать им невозможно, подозреваю, что и за руку взять его нереально.
Я много писал ему. Только правду. Мне тогда и мне сейчас казалось и кажется, что это важно.
От нас с Чарли остались яркие воспоминания Нового Года в Германии. И мягкая ткань его кардиганов, которые этот засранец покупал и покупает просто в ДИКИХ количествах.
У меня осталось чувство горького зеленого, как абсент, огня в горле, когда ночью в поезде Москва-Питер он засыпает на сидении, положив голову мне на плечо. Кажется, я даже опасался вдохнуть, лишь бы он не проснулся.
У меня осталась одна единственная песня, которой я могу объяснить многое. Почти все.
Listen or download Marilyn Manson Terrible Lie for free on Prostopleer
Don't take it away from me
I need you to hold on to
Наши кофейные воскресенья.
Надо ли вообще говорить, что в Чарли влюблены все просто поголовно? Мне трудно ткнуть пальцем в кого, кому бы Чарли не нравился. Даже Наташа не может этому сопротивляться, хотя у нее есть весомые причины. Например, то, как я смотрю на Чарли, если он рядом. Как я не вижу других людей.
Я не знаю, как выглядела наша Куба. Мне кажется, она притворилась холодной чужестранкой, забралась на глубину, что-то выжрала внутри меня.
Я не люблю конкретно Ксавье или конкретно Эрика в XMFC. Я восхищаюсь чувством. Я понимаю Леншерра настолько, насколько это возможно сделать мне. Я понимаю, что это такое - вставать с песка, поворачиваться спиной и уходить. Я сделал все то же самое.
Человек, ради которого ты можешь гнуть металл.
Человек, чей взгляд сопровождает тебя всю жизнь, жжет твою спину, постоянно навязывает мысли, забирается в твою голову и там наводит беспорядок.
Человек, которого только и хочется, что схватить, прижать к себе, поцеловать на глазах у всех, хотя ваша связь будет осмеяна даже самыми близкими.
Человек, который все знает. Молчит, потому что дорожит вашей дружбой. Потому что, предсказуемо - не сможет ответить взаимностью.
Твои ноги глубоко увязают в мокром песке. Ты чувствуешь себя круглым дураком после всего этого. Но все-таки ты можешь уйти. Ты еще помнишь, как двигаться, как переставлять ноги. И сердце твое, железное.
Все смыл океан Кубы.
Hey god, there's nothing left for me to hide
I lost my ignorance, security and pride